Нашел свою старую пародию на Хабанеру Димы Быкова некогда написанную по горячим следам в “Курилке” ЛИТО… выложу, чтоб не потерялась.

Хрюша: 20 Dec 2000 (0:13:07)

Д.Б. с искреней поросячьей лубову…

ХРЮКОНЕРА

На зимней Кубе пальмы и сигары,
Усы, чубы, порою шаровары,
На западе – Флорида, крокодилы,
А на Востоке скучно и уныло.
В Гаване в этот зимний, грустный час
Кругом мелькают сотни красных глаз,
То светят допотопные бордели.
(Своих уже не строят при Фиделе).
В такое время, бедному поэту
Так хочется пивка и сигарету,
Чтобы забыть под шелест пальм картонных,
О брачных связях мерзких, но законных.
Пойти в кабак, (по-модному – у клабу)
И заказать себе и ром и бабу.

В подобном кабаке, слегка зеленый,
Стоял в углу, с бутылкой, дух плененый.
Уже не граф, давно не Монте-Кристо,
Слегка побрит, он рому принял триста,
И вспоминал с тоской любовь за шкафом,
Когда он был неопереным птахом.
(Звучал еще в ушах ее мотив,
Что залетела сквозь презерватив)
Он не любил ее, весну и лето,
Он не любил стихи других поэтов,
Считал себя великим одиночкой,
На зиперах всегда ломал замочки,
Пер на рожон, кричал всем в мире “быдло”,
Любил на фрак намазывать повидло,
Порой любил в кругу людей культурных
Насрать на стол или пожрать из урны.

Тьма за окном сгущалась как чернила,
Он перестал припоминать как было,
Кругом мелькали негры и мулатки,
Сверкали попы, сиськи и лопатки,
А девочка за угловым столом
Сосок горячий опустила в ром,
Глазея на пьянущего поэта,
Раздвинув ноги, показала ЭТО.
Сверкнула в воздухе босая пятка.
“Я – Клавка, парень, местная мулатка”.
В дыму торчали рыжие косицы
И, пленный дух заговорил к девице.

Он начал, как обычно, с оскорбленья:
“Здесь только я пишу стихотворенья!
И только я сужу девица – не девица,
Когда привстать, с кем лечь, как наклониться,
И твой ребенок, с именем моим,
Всосав глагол, взлетит как серафим
На перекресток, уловлять поэта,
Но ты еще ответишь мне за это!
Поскольку, даже в шуме кафетерий,
Таскаю я, как крест, с собой критерий!
Я – есть гроза поддувов и каминов,
Я – грозный ебарь – словно Бальзаминов,
Я – колос, я – колосс, ячмень и брага,
Я – дерево, чернила, я – бумага,
Я – мама Родина, я – папа чей-то крестный,
Я – Горький! Я – Великий! Повсеместный!
Я сам и Диаспора и Держава!
Сам возмужаю! Сам осяду ржаво!”

Так задвигал девице пленный дух.
К несчастью, говорил по пьяне вслух.
Но головою треснулся об стену,
Когда девица объявила цену.

Он догадался, что к мулатке Клаве,
Дошел слушок о слабости к халяве,
Всех пленных духов пьяненьких поэтов,
И Клава знала! Точно знала это.
Что делать? Весь в обломе Агасфер
Спустился вниз из поднебесных сфер,
К дверям, ведущим в сумерки отеля.
В зубах сжимая ручку от портфеля,
Лицо его яснело и яснело,
Дух пленный рвался прочь из тела,
И он, решив, что он уже Гораций,
Сладчайшей из возможных компенсаций
Занялся тут же, снизойдя в нирвану…
Музон и дождь валили на Гавану…

И под дождем достигнув апогея,
Он слился с кулаком как Зевс и Гея…

:o)