впервые опубликован в сетевом журнале “Вечерний Гондольер” под названием Альба Регия.

(илл. второго издания. журнал “Литературные Незнакомцы” №6(22)07 худ. С.В. Теплов)

В городе Засранске, как и во многих среднерусских городах, мало-помалу начала налаживаться жизнь. Коммунистические, безбожные идеалы, уступили наконец место житейским истинам и простым человеческим надобностям. Налаживался бизнес на районном рынке. Скоро Новый год и череда праздников. Праздники это для всех и для Серого, рыночного завсегдатая, тоже.

Каждый день, с самого начала, стоило походить за Серым и понаблюдать. Росту в нем было метр девяносто девять, как он сам уточнял, вращая шарами с красными прожилками и грабастая ручищами зашедшего на рынок совсем уж дервенского мужичка. Дело кончалось обычно тем, что испуганый мужичок вел Серого в недавно открытый пивной бар и спаивал ему энную дозу бочкарева или медового. Потом гигант ловил еще кого-нибудь и сцена повторялась с незначительными нюансами. К середине дня Серого смаривала усталость и он шел покачиваясь в подвал хозяйственного магазина. Там, среди миазмов местного производства, Серый спал сам или сотоварищи. Товарищи у Серого были все мелковаты и не годились ему даже в подметки.

Надо отдать должное, с ранья Серый был на посту. С неизменного бодуна обходил торговок, предлагая помочь собрать палатку или расставить столы и прилавки. Группа его, настоящих чистокровных бомжей (в отличии от Серого, имевшего мать), с лицами сизого цвета таскалась следом. Кроме сравнения со стадом баранов, глядя на них со стороны, ничего на ум не приходило. Охотницы принять помощь находились и Серый тяжело тыкал пальцем в середину отары, добавляя коронное “ибмать”. Двое или трое отделялись от стада и приступали к сборке, туго соображая какой системы палаточный каркас им достался сегодня.

Подходя с предложением к любой торговке, Серый всегда называл ее – “Лида”. Торговки давно не уточняли своих имен и часто хвалили Серого за его талант организатора. Приговаривали что цены бы ему не было и какой бы он был начальник если бы не…

Далее следовали закатывания глаз, воздевания рук и притопывания с превосходными степенями. Чаще Серый отмалчивался, но иногда отвечал что уже был начальником и на этом… “ибмать”.

После опохмелки честно заработанным пивом (бутылка пива с палатки за сборку), Серый разворачивал настоящий рэкет. Тут-то и начиналось то, что торговки предпринимательницы не любили, но терпели как неизбежность существования. Движения Серого приобретали вальяжность, а обращения к заезжим мужичкам страшноватую приватность. Весь арсенал его пускался в ход. Здесь и грубое взятие за грудки для особо непонятливых и намекающее сопение с выдохом в ряшку тяжелого перегара с невообразимой смесью закусок и заедок. Серый властвовал и уверенно парил над районным рынком, упиваясь мощью и независимостью. Истины ради следует сказать, что милиция его если и забирала, то довольно аккуратно усаживала в раздолбаный ГАЗ – 53А, который и назывался благодаря ему Серый (а не черный) Воронок. В подобных случаях изустная молва Засранска свято считала своим правом называть вещи своими именами.

Засранские менты не были мечтателями или фантазерами и день их проходил по установившемуся распорядку и маршруту. Если положим в 14-00 Серого и отары на рынке не видно, значит до вечера можно жить спокойно, не считая залетных, пропущенных Серым и его топтунами из-за усталости. На Сером, без дураков, лежала ответственность за спокойствие на рынке и вокзале, который был совсем рядом, через площадь и являлся ареалом влияния Серого рэкета.

Как-то раз на рынке произошла кража. Пропала пара комнатных тапок с прилавка одной из торговок. Серый тут же разработал операцию по поимке гада, приобнимая “Лиду” за плечико. “Шоп у меня тут, па..ла…, ибмать”, “ниссы Лида”…

Падлу быстро нашли у вагона питерского поезда, стоявшего в Засранске всего одну минуту. Он оказался матерым рецидивистом со стажем и менты многозначительно замолкали, предполагая чем могла бы закончиться гастроль ворюги, если бы не Серый и его орлы. Приблудная торговка (цыганка) с подозрительно дешевым товаром выдала, что наверное не одну пару спер бы вор, а минимум две. Цыганку с позором выперли с рынка за ограду, где она и продолжала торговать своей дешевой херней.

Ходили разговоры, активно поддерживаемые самим Серым (во второй половине дня), что его собираются представить к награде. Но к вечеру Серый, уточняя медаль это будет или крупное денежное вознаграждение, заспорил с “Лидой” и разнес ей прилавок лично, разбив четыре пузырька дезодоранта “Олд спайс”.

По правде сказать, “Лида” начала первой пшикать из пузырька в “брехливую харю” Серому, потому что достать кулачонком не смогла, за что и поплатилась “ударом по карману” при полном одобрении базарной публики. В нарушение всех мыслимых раскладов, менты забрали Серого после потасовки в кунсткамеру, потому что жить по понятиям им было не положено, а четыре пузырька дезодоранта, как написал в казенной бумаге старший наряда, не хер собачий. Существовал говорят даже документ (наградной лист) выписанный лично начальником ОВД о представлении к награде, но доказать этого не смог ни Серый ни его лихие парни, тем более на следующий день.

В этот следующий день к закрытию рынка, Серый вышел из фамильного Воронка неприлично свежий и даже выбритый. На вопросы как он отмазался на этот раз, Серый ответил что не хило, присовокупив в конце царственное “ибмать”. А “Лида”, отошедшая от вчерашнего взлета в поисках истины, и в общем-то добрая баба, сказала, что заявление о побитом товаре писать не стала.

Серый сказал спасибо “Лиде”, назвав ее почему-то Катей и напомнил друзьям, что он метис, а не чистопородный бомж и засобирался ко всенощной, отвергая однако предположения чистокровок о своем католическом вероисповедании.

Сторож закрывая ворота районного рынка увидел старушку мать и Серого рядом с ней, склонившего большую голову к старушкиному платку. Они тихо переговариваясь двинулись в сторону новенькой церкви, недавно выстроеной в Засранске на деньги раскаявшегося депутата. Отара попыталась окучить одинокого мужика, поддавшего в пивном баре, но неожиданно и технично схлопотала по мордасам. Мужик, убедившись в совершенном ничтожестве базарной паствы без Серого, сжалился над овцами и повел их гуртом обратно в пивной бар.

Сверху медленно падал снег. С вокзала слышался плачь грудного ребенка, до влаги в глазах напоминая людям о младенце-Христе, пришедшем этой ночью в мир много лет назад.

Серый прижал мать к себе, поднял глаза на купол-красавец с крестом и звездным небом в обрамлении, медленно опустил взгляд на множество людей окруживших церковь и тихо перекрестил их. Из глаз Серого потекли чистые светлые слезы.