В гостевой книге Мирзы Раздолбаева появлялись разные персонажи. Бывал там и некто МАССА. Тогда я не знал кто скрывается под ником белого мбваны. Оказалось что у МАССЫ есть свой сайт и там, на том сайте, общается множество народу, под самыми разными никами. Сайт назывался АРТ-ЛИТО. Заправляли там, точнее создавали атмосферу: сам МАССА, некто Горчев, некто О’Санчес, некто Гриф и многие другие. Занимались там интересным делом – обсуждали литературные творения участников тусовки. Точнее сказать, участников сетевого литературного любительского объединения, каковым он, сайт, и являлся.

Устроено было все так:
– заранее планировалось кого будут обсуждать,
– ник счастливчика обнародовался в гостевой книге АРТ-ЛИТО,
– все заинтересованые начинали читать творение имярека,
– чтобы позже распатронить его в пух и прах или превознести до небес.

Иронизирую конечно, однако это был интересный для начинающих процесс. В процессе принимали живейшее участие все посетители гостевой. По мере активности каждого Начинающего Писателя (НачПиса) в обсуждении, можно было надеяться, что и его бессмертное творение будет также скрупулезно обсуждено, обстукано, подобно сухой вобле о край пивного стола, размято, разжевано и употреблено с пивом, а еще, возможно, он будешь принят в ряды славного ЛИТературного Объединения. Что это давало принятому? А вот что – МАССА владел книгоиздательством “Геликон” и мог напечатать книжку литератора члена ЛИТО, за обговоренную оплату. Кроме того НачПис превращался в РусПиса (Русский Писатель). Потом писатель получал отпечатанный тираж в руки и реализовал его как мог. Кроме того МАССА основал дело “Print of demand”, то есть печать книг по заказу. Любой заинтересованный мог заказать книгу члена ЛИТО и получить ее по почте (даже международной), предварительно оплатив (или потом, или вовсе не оплатив, как решит МАССА) оговоренную сумму. Таким образом сформировались многие писатели и поэты. Некоторых, особенно талантливых литераторов МАССА печатал за свои средства и реализовал с согласия авторов.

Не сказать чтобы МАССА сделал состояние на этом, скорее нес убыток. Но попадались хорошие талантливые ребята и девчата, поэты, прозаики и даже иллюстраторы, не издать которых было выше его МАССовых сил. Очень были хороши. Убыток компенсировался печатью и продажей сборников рецептов, прочих анекдотов и легкой литературы.

Иногда МАССА устраивал съезды НачПисов и РусПисов. Проводил их в своем подвальчике на Васильевском, в славном городе Санкт-Петербурге, бывшем когда-то Ленинградом, но позабывшим об этом. Случалось МАССЕ устраивать съезды и на бывших писательских дачах в Репино, но это бывало нечасто. Там происходили разные обсуждения вживую, прогулки, литературные посиделки, постоялки, выпивалки и даже полежалки. Писатели и поэты делились друг с другом всем чем могли. Обогащали и обогащались взаимно. Я называл это перекрестным опылением. Набирались сил для творчества, Чтобы потом с новыми силами “глаголом жечь сердца людей…”. Однако случались и обморожения, но это к слову, истины ради, не для досужего желания почесать язык, а в целях мемуарных.

МАССА был конечно же центром и душой этих мероприятий. Он знал все про всех. В геликоновском подвальчике МАССОЙ было откуда то приперто и установлено большое старинное кресло, куда он усаживал почетных гостей. Таким образом в теплой подвальной компании возникала искра, из которой постепенно разгоралось пламя общения и знакомство всех приглашенных. Кто только не сидел в этом кресле…

В тот раз все проходило так. За мной заехал Мирза на своей машине в компании Майора и Фцука. Он сказал что МАССА устраивает встречу и мы покатили в Питер. На мой вопрос почему МАССА решил пригласить на встречу меня, Мирза ответил что из-за статьи в “Вечернем Гондольере”. {ссылка} В Питере нас встретил Вовка и поселил в маленькой внутриведомственной гостиничке. Кстати свойское “Питер” нравилось не всем участникам сообщества. Некоторые физически не переваривали это сокращение и фыркали не сдерживаясь на употреблянтов сего. Надо уточнить, что среди употреблянтов были и коренные петербуржцы.

К геликоновскому подвальчику мы подъехали во второй половине дня. Пару слов о самом подвальчике. Когда исполняешь негромкий стук в дверь, тебе могут открыть совершенно неожиданные обитатели, как местные, так и принесенные литературным ветром. В тот раз, о чудо, нас встретила Ди. До сих пор помню ее дружеский поцелуй в щечку. Для меня, среднерусского медведя, это было европейским откровением. Следуя по каземату, обманчиво оклееному обоями веселых тонов, попадаешь в святая святых Геликона. Когда ты приходишь в себя, пиво привезенное тобой, стоит на столе в опасной близости от Горчева. Этот худощавый человек, с печальным лицом фаталиста, утопает в здоровенном кресле кожи неведомого млекопитающего, (ага, том самом, припертом МАССой) теряясь в складках. Святых выносят в последнюю очередь, понимаешь ты.

В гостеприимном подвальчике у МАССы на столе водилось всякое, включая водку, пиво, мартини с привкусом веника, немного закуски. Однако все это не носило обязательного характера. Обязательнымм были вопросы литературы. Среди всего этого порывисто перемещался Гриф, рассказывал что-то очень интересное, похохатывая в нужных местах, чтобы понятно было. Иногда Горчев, как бы очнувшись, обводил присутствующих скорбным взором и обращался к Наташе по разным жизненым вопросам или набивал трубку табаком. Наташа работала в Геликоне корректором, если я не напутал чего. В общем дружеская встреча превращалась в литератуное заседание. Вечер мог продолжиться в “Тучковом баяне”, где сдвинув столы мы смолили кто чем, во все носоглотки, кроме носоглотки О,Санчеса. Когда концентрация пива и никотина достигала 8 единиц по шкале алкоголика Буздыкина и курильщика Аиртопориди, двери отворялись и в “Тучков Баян” входили МАССА и Горчев, красноватые и свежие с улицы. Дискуссия разгоралась с новой силой. Повторяли пиво, рольмопсы и основные вопросы структуризации пространства. МАССА плавно вливался в разговор, а я стрелял из его пачки сигареты с ментолом, коих никак не мог накуриться по причине их слабости и дороговизны.

С МАССой я общался совсем немного. Он был большим жизнелюбом. Если признавал за кем-либо талант, мог издать даже себе в убыток. Обожал иронию, пусть и в свой адрес. Я никогда не видел его злым. Александр Николаевич был вхож во все значимые и не очень литературно-поэтические объединения и тусовки Питера. Вот скупые строчки в ироничном стиле на странице “Вечернего Гондолера” –

МАССА (Александр Николаевич Житинский, Питер) он же АНЖ, он же… Журналист, поэт, прозаик, сценарист, критик. (ДР) 19 января (Членство) ЛИТО, член Союза Петербургских писателей и др. (Регалии) Много (Страна проживания) Россия (Сайт)ЛИТО и Набережная Житинского (Подробности) Часть Геликона. Его душа и позвоночник. Завораживающий рассказчик. Пока рассказывает какой либо эпизод из своей большой жизни, сам увлекается. В этот момент можно выпить его пиво, он не заметит. Была попытка съесть рольмопс Александра Николаевича, но в этот миг он закончил излагать план развития печатного дела и попытка не увенчалась успехом. Когда АНЖ начинает говорить о Соросе, это самый удобный момент для того, чтобы съест его салат. Важно делать это задумчиво и ненавязчиво. Поговаривают, что портрет Лоренца Стерна был написан Горчевым с самого Житинского. Эх, не успел спросить…

Вот фото с той самой встречи. На нем слева-направо Светлый затылок Грифа, Святой Йорген с гитарой, Горчев, Ди, Ла Горда (в том самом кресле), рука Сап-Садэ с сигаретой и черноволосая голова Графа Нулина.

Когда-то в далеком 1976 году Александр Николавевич написал стихотворение:

ИРОНИЧЕСКАЯ МОЛИТВА

Геннадию Алексееву

Господи, в твоей обители
Невозможны чудеса.
Вот сидим мы, просто зрители,
Пялим сонные глаза.

В соответствии с законами
Проходящих мимо лет
Мы живем хамелеонами,
Изменяющими цвет.

Мы зависим от случайности,
От статьи очередной,
От жены, от урожайности,
От соседей за стеной.

И на каждое событие
Есть согласие Твое.
Боже, разве это бытие?
Разве это бытиё?

Извини, но Ты, мне кажется,
Стал ленивым и слепым.
Как-то, Господи, не вяжется
С прежним обликом Твоим.

Может быть, с позиций вечности
Мелковаты наши дни?
Боже, больше человечности!
Боже, меньше болтовни!

На поэтической ноте и закончу свою заметку об этом человеке. Улыбаюсь и помню вас, МАССА.

Вечерний Гондольер (№23/Редактор номера Gogia/18.04.2001)

Юл Дайвер (c)

Что такое новая литература в сети? Это продукт. Продукт для кого? Для читательского сообщества, той или иной степени консолидированности, вокруг той или иной группы промоушена. Как движется литературный сетевой продукт по пути в умы или в забвение?

На сегодняшний день так:

1)Шлют письма Наиглавнейшему, а он или группа энтузиастов, натирая кровавые мозоли, форматирует литературную массу в удобочитаемый вид и выкладывает на сайт.

2)Стихи и проза попадают в гестбуки сайтов. Потом в подборки сайтов-публикаторов. Далее в сайты-мемориалы, где и проводят свои дни в тишине и безвестности.

3)Материалы сливаются на автоматический сайт-утилизатор типа Стихи.ру , Проза.ру и далее в режиме самопромоушена достигают глаз читателя.

4)Есть альтернативный путь. Сразу в издательство (к примеру в Геликон+) потом на полки читателей где и проведут остаток дней в тишине и безвестности.

Давно задавался вопросом, какой профит всем этим замшелым объединениям заниматься дребеденью? Ответа два и оба на поверхности. Для вариантов 1) и 2) идет промоушен Наиглавнейшего. Для варианта 3) “эн” центов за “бэ” кликов по баннерной рекламе. Вариант 4) не рассматриваю за явным преимуществом состоявшихся собственников на средства производства.

Конвейер Генри Рудиса (а это именно потогонная система, эксплуатирующая естественное самовыражение или вау-анальный акт в транскрипции Пелевина), запущен в режиме еженедельного залпа по удовлетворению запросов пишущих в читателе. Каждый залп готовит редакционная команда состоящая из одиозных личностей хулинета, но бесспорно способная писать и генерить творческую среду в гестбучном бульоне. Слабые, закомплексованые, достигшие потолка, разочарованные – отпадают.

Наблюдения показали, что процесс генерации материала автоматизирован до крайности. Каждый день перед глазами читателя проходят погонные метры вау-анальной продукции из которой Генри Рудис выбирает себе доноров для конвейерного способа воспроизводства.

– Можно взять это в номер? – воспитанно спрашивает Рудис очередного пролетарского рябчика.

– Конечно, МОЖНО! – щебечет счастливый замеченный и падает в обморок на пять минут.

Интересные результаты получены мною в разрезе соотношения писатель-читатель на сайте Вечернего Гондольера. Результаты подтверждаются данными других хулинетчиков. А именно: соотношение писатель-читатель колеблется около единицы. То есть писатели они же читатели. Налицо перекрестное опыление творцов творцами же, но с одним уточнением. Общее их количество продолжает увеличиваться, а вместе с общим количеством вовлеченных в конвейерно-потогонную систему Генри Рудиса, растет и его авторитет как бизнесмена и Хуличности. Несомненно есть уровень насыщения. Предлагаю количество членов в околосайтной группировке (Т) высчитывать по формуле:

Т= 2*КРА*ПД*ПЧ/(Л+С) (фомула Юла Дайвера(с))

– где КРА – количество русскоязычных абонентов сети; Л – количество зарегистрированных литсайтов на Лист.Ру; С – количество зарегистрированных литсайтов на Спайлоге; ПД – постоянная Дорфмана = 0.2; ПЧ – соотношение писатель-читатель;

Примем КРА равным 4200000 чел. (закрытые данные, не скажу), Л=436 (данные сайта ТопЛист-газеты); С=1538 (данный сайта Спайлог-Литература); ПЧ = 0.99; тогда получим:

Т=4200000*2*0.2*0.99/(2004)=829 человек.

Это и будет уровень насыщения сетературного сайта. Это критерий. Опираясь на критерий можно говорить об успешности или прогарности затеи.

Замечу, что и конвейер Рудиса и утилизаторы Сазонова критерий превосходят.

Теперь разберем отличия конвейера Генри Рудиса от утилизатора (типа Стихи.ру) Игоря Сазонова. Беспорно посещаемость утилизатора в разы больше. Но, вот какая штука. Постепенно в недрах утилизатора, среди начинающих авторов, зреет тоскливая мысль о мелкости авторского бытия, о затерянности среди себе подобных, о жестоком законе обнажения читательских пристрастий, о банальной склонности большинства к чтению эро-душе-щипательно-ужастико-романтических коллизий и, как следствие, съезжание в писательстве в колею пристрастий читательско-писательской массы. Налицо парадокс – писатель пишет, читатель отзывается, писатель реагирует, читатель опять выбирает. В результате парадокса, выявляются предпочтения, которые не всех радуют. Мы узнаем о себе нечто новенькое. Писательство на потребу, УВЫ, удел только профессионалов с крепкими нервами и прагматическим складом ума. Прав был Соммерсет Моэм, поклон ему. Теперь, когда сеть предоставила быструю возможность исследовать ее обитателей, любой неленивый может проверить и убедиться в силе закона Соммерсета Моэма об отмывании пристрастий.

Это рассуждение впрямую верно для утилизатора Сазонова. Однако, в случае конвейера Рудиса, наблюдается несколько иная картина. Обратная связь затруднена и вымывание средненьких пристрастий осложнено суммарным вкусовым фильтром редколлегии. В последнее время пишущая публика ломанулась к утилизаторам Сазонова, которые множатся как грибы после дождя. Но, промаявшись там некоторое время, потихоньку схлынула назад к проверенным методам оценки и самооценки через устоявшийся вкус редакции. В таком раскладе автор, наевшись среднесюжетных поделок, часто, надо заметить, мастерски сделанных, впадает в одинокое маргинальное состояние непризнаности, осознает нежелание грузиться его писаниной, и свою собственню неспособности ПОДЫГРАТЬ потребителю в том, что он потребитель хочет. Ему неинтересно так писать. Это путь в маргиналы или дорожка в богему. Однако, именно среди редких, эксклюзивных писателей и встречаются уникумы, которые выделяются со временем как из утилизаторов Сазонова, так и с типовых конвейров Генри Рудиса.

За какой формой сетературной жизни будущее, а главное, кто вперед, конвейер Рудиса или утилизатор Сазонова, даст первого лауреата или писателя-миллионера покажет время.

Двести пятидесятый иероглиф.

(Это последний иероглиф из книжки. Возможно, когда-нибудь, будут новые…)

Два пузатеньких кружка.
Четыре маленьких штришка.
Глазки.
Ротик.
Прыткий слишком.
Получается
Мальчишка!

Два пузатеньких кружка
Четыре маленьких штришка
Глазки.
Ротик.
Хвостик – стрижка.
Получается
Малышка!

Читать с начала

Двести сорок девятый иероглиф.

Узнала мама, что у ее подруги внучка родилась. Обрадовалась – девочка! Ура, наша победа, думает. Решила написать своим дочкам, сообщить радостную весть. По электронной почте. Через пять минуть пришли ответы. От младшей:
– Ура!
От старшей:
– Наши победили!

Рассмеялась мама.

Чудеса!…

Читать с начала

Двести сорок восьмой иероглиф.

Ждет мама дочку из школы. А ее все нет и нет. И телефона у дочки нет. Переживает мама, извелась вся. Тревога в душе растет, растет, ну никакой возможности терпеть! Оделась мама – и на улицу. А ноги сами несут ее к магазину. Шкаф нужен в доме – хороший платяной шкаф. Да, вот как раз такой – красавец! От пола до потолка. Просторный, с зеркальными дверцами. Оглядывает мама шкаф, а тревога ворочается, растет. Уже совсем как шкаф стала. Кассирша в кассе спрашивает:
– Вам какой, трех- или четырехстворчатый?
Тревога в сердце тук! тук! тук!
– Четырех! – отвечает мама. – Четырех…!
Расплатилась. И бегом домой. А дочка уже вернулась! Радостно стало маме, будто шкаф с души свалился. Четырехстворчатый. А поместится ли он – такой огромный? Взяла мама в руки сантиметровую ленту…и поняла, что снова надо бежать в магазин, перезаказывать шкаф на трехстворчатый. Вечером вся семья смеялась. С тех пор, как кто задерживается, предупреждает:

– Только шкаф не покупай!!

Читать с начала

Двести сорок седьмой иероглиф.

Как-то раз приехали две мамы со своими детьми к морю. Морей тоже было два. Черное и Азовское. Хочешь – в одном купайся. Хочешь – в другом. А можно и в оба в один день успеть окунуться. Одна мама была с дочкой. Дочке нравилось сравнивать, в каком море вода теплее. Оказывается, в Азовском. Другая мама была с сыном. Ему хотелось знать, где волны выше. В Черном! Увидели дети друг друга. Девочке понравились мальчишкины темно-рыжие кудри и нос в конопушках. Ни у кого таких нет! Мальчику просто понравилась девочка, и он подошел к ней познакомиться. Как весело им было играть! Он столько всего читал! А она так внимательно слушала! Он рассказывал истории про морских разбойников. А она так удивлялась! Мамы переглядывались, улыбались и завидовали своим детям. И не донимали их всякими «хватит купаться» или «пора обедать»… Голубое небо, синие волны, белая пена… Потом все четверо шли развлекаться – ели мороженое, катались на аттракционах. В тире мальчик подарил девочке свою мишень: два попадания в девятку и одно в десятку. Вдруг откуда-то из глубины парка прилетела музыка.
– Ну пусть, пусть он пригласит ее на танец! – подумали обе мамы… А вечером они возвращались с моря, и девочка расплела мокрые косы.

– Ты так и ходи. Всегда… – сказал ей мальчик.
Много лет спустя мама спросила у своей взрослой дочери, помнит ли она то лето и того мальчишку.

– Конечно, помню! – заулыбалась девушка. – Он был похож на Тома Сойера!

А я хотела быть похожей на Бекки Тэчер…

Читать с начала

Двести сорок шестой иероглиф.

По утрам, пока пьют кофе, любит баба спросить у деда:
– И что же тебе снилось?
– Да так, всякая всячина…– в один из дней отвечает дед.
– Вспоминай, вспоминай, – настаивает баба.
Сидит дед сонный, кружку в пальцах вертит. И так повернет, и сяк. Вспоминает.
– Море снилось!
– И парус одинокий? – усмехается баба, отхлебывая из своей кружки.
– Да, парус! Точно. Латаный весь, перелатанный. Еще чайки, два дельфина, – оживляется дед, – рыбак на лодке, скалы… Из воды торчат. А на берегу хижина. Не совсем, конечно, на берегу. В глубине. И тропинка к ней ведет. Узкая такая, много лет хоженая. И рядом еще хижины. Штук двести. Целый поселок! И столовая.
– А имя директора столовой не вспомнишь? – заулыбалась баба.
– Мартин!
Смеется баба:

– Опять Хэмингуэя читал на ночь?

Читать с начала

Двести сорок пятый иероглиф.

Все папы и мамы – сначала мальчики и девочки. Затем юноши и девушки. И только потом – взрослые, и их называют дядями и тетями. В одном классе учились мальчик и девочка. И ничего друг про друга не знали, а только что у девочки красивые волосы, а мальчик любит гонять шайбу: лучше всех носится на коньках по льду! Так и окончили школу. И совсем перестали видеться. Но прошло несколько лет, и они встретились. Юноша пригласил своих бывших одноклассников в гости – и девушку тоже. Девушка пришла и сразу увидела на подоконнике книжку. Она узнала ее! По обложке. И раскрыта на той же странице, что и у нее. «Поющий тростник» называется. Детская. Она сказала об этом юноше.

И они сразу друг про друга все узнали.

Читать с начала

Двести сорок четвертый иероглиф.

– А это кто? – спрашивает дочка у папы. На щите портрет президента увидела.
– Президент.
– Это имя такое?
– Нет, это у него работа такая. А зовут его Владимир Путин.
– Красиво.
– Имя красивое?
– Нет…

…работа!

Читать с начала

Двести сорок третий иероглиф.

– «Не нужен мне берег Турецкий и Африка мне не нужна…» – звучит старая песня. Внук с дедом слушают.
– Да, уж…– согласно вздыхает дед.
Внук оживился:

– …а я бы взял!

Читать с начала